Как-то раз на шумной детской площадке, в стороне от всех, плакала маленькая девочка. Она сидела совсем одна на скамеечке под деревом. Слезки так густо катились по ее пухлым щечкам, что малышка не успевала их смахивать. Вдруг две соленые капельки на секунду замерли на ее покрасневшем подбородочке, и, оторвавшись, полетели вниз на бесформенную выцветшую тряпку, валявшуюся под скамейкой.
— Кто это тут мокрость разводит? — зашевелившись, сердито проворчала «тряпка». — Ну ты посмотри на нее! Забрызгала с ног до головы!
От неожиданности Малинка, так звали девочку, вскрикнула и мигом, забыв о своем детском горе, перестала плакать.
— Ой! Ты кто? — испуганно спросила она, глядя, как непонятное существо, возмущаясь и отряхиваясь, выбирается из-под лавки. — Стой! Не подходи! Я тебя боюсь!
— И правильно делаешь. Шурубушу все должны бояться, — ответила «тряпка». — Я ведь пугайка из древнего рода Бабаев. Работа у меня такая — страх на детей нагонять. Мы жутко-страшим и пугайко-хотимся на каприз вроде тебя.
— Так ты что, злая бабайка? — еще больше испугалась Малинка.
— Ничего я не злая, — обиженно фыркнула Шурубуша. — Я, чтобы ты понимала, справедливая, пугаю только вредных и балованных детей. Мой отец, Великий Бабай Затринадцатый, хранитель чердачно-пыльных и плесневело-подвальных тайн, говорит, что так мы помогаем родителям их воспитывать, — с нескрываемой гордостью произнесла Бабаевна.
— Но я же послушная, зачем же на меня пугайко-хотиться и тем более жутко-страшить? — взволнованно спросила девочка.
— Чего тогда здесь слезюлькаешь, а не играешь со всеми? — нахмурилась пугайка.
— Ты не поймешь, — по-взрослому вздохнув, ответила Малинка.
— А ты объясни, — настойчиво потребовала Шурубуша.
— Я не могу быстро бегать, — всхлипнув, пожаловалась девочка. — Мне нельзя залазить высоко на лесенку. Нет у меня ни велосипеда, ни самоката. И дети не хотят со мной играть, а все потому, что я плохо вижу. Ты даже не представляешь, как мне обидно, — со вздохом сказала Малинка, натирая краешком футболки толстенные стекла своих очков. — А что если я покажу им тебя! — Внезапно осенило малышку. — Может быть, тогда они станут со мной дружить?
И прежде, чем Шурубуша успела что-то возразить, она изо всех сил принялась звать:
— Скорее все сюда! Смотрите, кого я нашла!
— Ты что, слепая? Здесь никого нет! — накинулся на Малинку рыжий мальчишка, подъехавший к ней на роликах.
— Обма-а-анщица! — разочарованно прогундели подбежавшие следом близнецы.
— С ума сошла очкастая, — с насмешкой произнес мальчишка на роликах. И, покрутив пальцем у виска, укатил.
— Видно хочет, чтобы мы на нее внимание обратили, — обвинила Малинку белокурая девочка с ярко-розовым бантом и старой маминой дамской сумочкой. — Идемте. Ну ее, — добавила маленькая мамзель и, жеманно пожав плечиком, увела за собой всех собравшихся на другой край площадки.
Малинка снова осталась одна. Она была еще больше расстроена, и на ее личике застыло полное недоумение.
— Даже не думай слезюлькать, — тоном, не терпящим возражений, приказала Шурубуша.
Про себя же справедливая пугайка решила, что в воспитательных целях обязательно заглянет к этим мелкозлюкам, обидевшим девочку.
— Как же так? Тебя никто не увидел! — растерянно моргая, произнесла Малинка.
— Это нормально. Обычно люди меня не видят, — ответила Бабаевна.
— Но почему?
— Они привыкли смотреть глазами, а не сердцем.
— Разве можно видеть сердцем? — удивленно переспросила девчушка, украдкой разглядывая Шурубушу. И хотя весь мир вокруг расплывался у нее перед глазами, как большая акварельная картина под дождем, пугайку на фоне этих нечетких красок девочка могла рассмотреть во всех деталях и со всеми подробностями.
Шурубуша была совершенно ни на кого не похожа, и, несмотря на всю свою напускную суровость и колючесть, выглядела смешной и даже забавной. Глядя на нее, невозможно было долго грустить, и Малинка невольно улыбнулась.
— А хочешь, мы пойдем ко мне в гости? — неожиданно предложила она пугайке. — Я угощу тебя чем-нибудь вкусненьким, — пообещала девочка.
Шурубуша была польщена. Еще бы, ведь никто никогда не звал ее в гости! Нет, она, конечно, бывала в чужих домах и квартирах, но лишь по долгу службы, чтобы напугать какую-нибудь вредину или приструнить непослушного сорванца.
Поскромничав чуть-чуть для приличия, пугайка согласилась.

Жила Малинка в обычной многоэтажке.
Шурубуша успела побывать у многих детей в этом доме, но у девочки оказалась впервые.
Комната Малинки была светлой и очень уютной. Между двумя книжными полками, с бережно разложенными на них мягкими игрушками, стояла аккуратно застеленная детская кровать.
— Так-так, посмотрим… — с серьезным видом ревизора сказала Шурубуша и тотчас приступила к проверке.
Ее рябая спинка периодически мелькала в разных углах комнаты, выглядывая то из шкафа, то из ящиков комода.
— Странно, везде полный порядок: вещи разложены, книжки расставлены, игрушки — и те на своих местах. Разве такое бывает? — подозрительно прищурившись, произнесла Шурубуша и с еще большим рвением продолжила досмотр.
Откуда пугайке было знать, что плохо видящая девочка всегда кладет вещи на свои места, чтобы потом их было легче найти.
— Ага! Вот он каварда-бардак! — спустя некоторое время донесся из ванной торжествующий голос Бабаевны. — Только посмотрите, сколько здесь грязных вещей! Спрятать от меня хотела? Признавайся! Думала, не найду? Да чтобы ты понимала, я носом чую любую бардасяку, — закончила обвинительную речь Шурубуша, вынырнув из корзины для грязного белья с розовым носочком на голове.
— Здесь у нас стирка. Сюда я складываю вещи, которые запачкались, — с трудом скрывая улыбку, объяснила Малинка.
— Что? И тут тоже складываешь? — от удивления пугайка даже шлепнулась на пол. — Что же это получается? Ты самый послушный ребенок, которого я когда-либо встречала, — надулась Бабаевна, но, случайно заметив себя в зеркале, снова воспрянула: — Ах, какая же я залюбовательная! — восхитилась она своим отражением, поправляя на голове Малинкин носочек. — Слушай, у моего братца Барабашки такая же точно шапочка есть. Мне он хвалился, что она от кутюр. Так вот, значит, какой он, этот кутюр, — произнесла Шурубуша, косясь на корзину с грязным бельем.
— Теперь ясно, почему у моего носка пары нет, — хихикнула Малинка. — Нравится? Дарю. Не ходить же мне в одном. И хватит уже возле зеркала крутиться, идем лучше пить лимонад и есть мороженое, — позвала она пугайку.
— Конечно-конечно, — обрадовалась Бабаевна. — У меня от твоих слов вот-вот каплислюнки начнутся! — воскликнула она, быстренько усаживаясь за небольшой круглый столик, на котором стоял пломбир в вафельных стаканчиках и разлитый по чашкам сладкий газированный напиток.
— Это самое вкусное в мире мороженое. Ешь, пока оно не растаяло, — сказала маленькая хозяйка.
Шурубуша взяла стаканчик обеими лапками и поднесла его ко рту.
— Да что же это за непонималочка! — разнервничалась пугайка, безуспешно пытаясь выпить замерзшее мороженое.
— Смотри, как надо! — пришла ей на помощь Малинка и демонстративно откусила мороженое вместе с кусочком хрустящего стаканчика.
Шурубуша удивилась, но последовала ее примеру, и тут же застыла словно статуя.
— У меня во рту, кажется, наступила зималедица, — еле ворочая онемевшим от холода языком, прокряхтела Бабаевна.
— Так и должно быть! На вот, запей, — посоветовала девочка, подавая гостье чашку со сладкой газировкой.
Шурубуша осторожно заглянула внутрь, прикидывая, с какой стороны ей лучше откусить от чашки.
— Мне кажется или он кипит? — с опаской понюхав пузырящийся напиток, насторожилась пугайка. Однако заметив, с каким удовольствием пьет девочка, расслабилась и залпом проглотила колючую газировку.
Шипя, словно змей, лимонад резко ударил Шурубуше в нос и, вырвавшись пеной из широких ноздрей пугайки, повис у нее на подбородке, звеня сосульками.
— Может быть, еще? — заботливо поинтересовалась гостеприимная хозяйка, разворачивая новую порцию мороженого.
— Издеваешься? — только и смогла выдавить из себя Шурубуша, смахивая выступившие слезы. — Ты невероятно смелая, раз можешь есть такую бекаплюньку.
— Да нет же, — скромно сказала Малинка, — все дети любят мороженое с газировкой, — и, пытаясь загладить неудавшееся угощение, предложила Шурубуше поиграть.
С пугайкой было весело. Малинка так увлеклась, что даже не заметила, как в комнату заглянула мама:
— Доченька, с кем это ты разговариваешь?
— С моей подружкой — Шурубушей, — ответила Малинка.
— И где же она? — спросила мама, оглядываясь по сторонам.
— Она здесь, рядом! — сказала девочка, посмотрев на пугайку. — Просто ее надо уметь видеть! Можно она останется у нас ночевать?
— Хорошо, но с одним условием — ты постараешься быстро уснуть. Завтра у нас трудный день, доктор просил не опаздывать.
Несмотря на усилия врачей, зрение Малинки продолжало ухудшаться. Мама постоянно следила за тем, чтобы девочка вовремя ложилась спать и не забывала принимать лекарства.
Укрыв дочку пушистым одеялом, она потушила свет и вышла из комнаты.

— Шурубушечка, ты здесь? — тихонько позвала малышка. — Можешь взять меня за руку? Ты не представляешь, как я боюсь оставаться одна в темной комнате. Только не говори никому, — попросила пугайку Малинка. — Пусть это будет наш с тобой секрет.
— У меня тоже есть тайна, — тронутая доверием девочки, призналась Шурубуша.
— Неужели и ты чего-то боишься? — не поверив, спросила Малинка.
— Представь себе. Как и все бабаи, я до смерти боюсь ваших мурашистых песенок, тех самых, что поют детям взрослые перед сном, — шепотом произнесла пугайка.
— Колыбельных, что ли? — догадалась девочка.
— Угу, их самых, — кивнула Шурубуша.
— Как же их можно бояться? — удивилась Малинка. — Давай я тебе сейчас спою, и ты убедишься, что это совершенно не страшно, — и, не обращая внимания на бурный протест пугайки, негромко запела.
В панике Шурубуша заметалась по комнате.
— Да что ж это за мебель у тебя такая?! Ни пыль под ней не протереть, ни спрятаться! И шторы у тебя прозрачистые?! Меня же через них видно! Даже в угол здесь негде забиться. В них, как назло, ничего не навалено! — спотыкаясь и падая, обреченно причитала пугайка.
И со словами «Вот и пришла моя умиралочка…» она запрыгнула на руки к Малинке и, вся дрожа, прижалась к девочке. А малышка, как ни в чем не бывало, продолжала напевать, поглаживая подружку по спинке. Через пару минут грозная пугайка мирно сопела у нее на плече. Вскоре в обнимку с Бабаевной заснула и Малинка.

Весь следующий день девочка провела с мамой в больнице, готовясь к предстоящей операции. Вечером, когда она уже собиралась ложиться спать, к ней заглянула Шурубуша.
— Привет, я за тобой. Сегодня моя очередь пригласить тебя в гости, — сказала пугайка, откинув уголок прикроватного коврика.
Под ним изумленная Малинка увидела длинный ход, уходящий куда-то далеко-далеко.
— Не отставай! В подковерном путоходе легко навсегда заблудиться, — предостерегла ее Шурубуша.
Туннель действительно был очень извилистым и похожим на лабиринт. С каждым шагом Малинке становилось все страшнее и страшнее. Тут было темно, но на удивление здесь девочка видела хорошо. Ей постоянно казалось, что за ними кто-то следит. Один раз она даже заметила, как что-то спрыгнуло со стены и спряталось за поворотом.
— Там кто-то есть… — дрожащим голоском произнесла Малинка.
— Так это ж Подкрадунья Попятуховна. Она охраняет путоход от непрошеных гостей. Но ты не бойся, она безобидная, — успокоила девочку Бабаевна.
Попятуховна еще долго тащилась за ними по путоходу, то выпрыгивая из-за угла, то свисая с потолка и стараясь произвести на Малинку ну хоть какое-то впечатление. Но так и не дождавшись желаемого эффекта, Подкрадунья обиженно показала язык и уползла во мрак.
Малинке казалось, что бесконечный коридор никогда не кончится, как вдруг у них за спиной с гулким стуком захлопнулась тяжелая каменная дверь.
— Ну, вот мы и дома! — торжественно произнесла Шурубуша.

Девочка и пугайка стояли посреди большого зала, свод которого скрывался высоко в темноте. Шикарный ковер из разноцветной плесени устилал холодный пол. По мокрым замшелым стенам ползали огромные слизни. Они светились тусклым зеленоватым светом, немного рассеивая кромешный мрак. Пахло сыростью и старыми вещами.
Малинка огляделась вокруг. В глубине зала стоял громадный каменный стол, за ним сидели бабаи. В отличие от Шурубуши они были не забавные и не смешные.
В зале воцарилось гробовое молчание. Похоже, что для бабаев появление девочки стало полной неожиданностью, и они оторопело рассматривали гостью.
— Вот и Шурубуша вернулась, — наконец-то нарушил тишину самый жуткий бабай, восседавший на массивном троне во главе стола. Его слова эхом разнеслись по залу, и туча летучих мышей, противно шелестя перепончатыми крыльями, пронеслась над головой Малинки. — Ты как раз вовремя, дочка. Мы никак не можем решить, чем бы сегодня поужинать, — произнес Бабай Затринадцатый — хранитель чердачно-пыльных и плесневело-подвальных тайн, облизывая острые клыки.
— Ну-ка, Тьма-Фатима, отступи. Дай посмотреть, кого это к нам Шурубуша завела, — отвратительным скрипучим голосом произнес бабай по прозвищу Хрип-Скрип. Говоря это, он зловеще клацал ржавыми железными зубами и поскрипывал при каждом движении, как старые несмазанные ворота.
Тьма прижалась к стене, и тишину взорвали чудовищные вопли:
— Я не понял! Это к ужину или на ужин? — возмущенно заревел здоровенный бабай, чья неопрятная черно-синяя борода была намотана на белую человеческую кость.
— Ой, какая хорошенькая! Можно мне ее схватить? — сиплым голоском поинтересовался другой худющий бабай в черном плаще с капюшоном. И тут же потянул к Малинке свои высохшие, как у мумии руки.
— Цыц! — прогремел Затринадцатый, вставая во весь рост. — Кондратий, а ну, живо ручонки свои поганые от девочки убрал. А ты, Ёкарный-Бабай, прекрати пугать нашу гостью, — сказал он бородатому громиле.
Выбивая давно не стриженными ногтями по полу искры, хранитель чердачно-пыльных и плесневело-подвальных тайн направился через весь зал к Малинке, которая, съежившись, стояла у противоположного края стола. Пододвинув тяжелый каменный стул, он аккуратно усадил на него испуганную девочку.
— Ты, видно, особенная, раз Шурубуша привела тебя к нам, — обратился он к Малинке. — По такому случаю пусть сегодня нам подадут позапрошлогоднюю чепучуху, а на десерт — мое любимое фаршированное осиное гнездо, — приказал верховный бабай.
Домовые засуетились, накрывая на стол.
Увидев угощение, девочка чуть не упала в обморок. Позапрошлогодняя чепучуха шевелилась и не давала раскладывать себя по тарелкам.
— Пап, мы лучше пойдем погуляем, — сказала Шурубуша, увидев, как побледнело личико Малинки, и потянула подружку за руку. — Идем скорее, пока они не перешли к осиному гнезду. А то сейчас такое начнется! У меня еще с прошлого десерта до сих пор все зудит и чешется!
Девочка облегченно вздохнула и, радуясь тому, что не придется пробовать позапрошлогоднюю чепучуху, поспешила за пугайкой.
— Эх, жаль, прошли те времена, когда можно было есть детей, — с ностальгией протянул Ёкарный-Бабай, гоняя вилкой по тарелке позапрошлогоднюю чепучуху. Но тут же прикусил язык, поймав гневный взгляд Затринадцатого, который еще минуту назад с умилением смотрел вслед дочери.

Покинув обитель бабаев, Шурубуша и Малинка вновь спустились в путоход. У одной из дверей девочка остановилась:
— А что там? — спросила она.
— О! Это мое любимое место, — загадочно ответила Шурубуша и потянула за кованое кольцо, заменявшее дверную ручку.
С протяжным скрипом дверь отворилась, и подруги очутились в странном помещении, похожем на склад коврового магазина. В полумраке можно было рассмотреть сложенные друг на друга прикроватные коврики и половички. Неровными колоннами они уходили вверх до самого потолка.
— Я называю это подглядальней. Отсюда можно попасть в комнату к любому ребенку. Вот, посмотри сюда, — сказала пугайка, приподняв краешек одного из ковров.
Заглянув под него, Малинка увидела знакомого рыжего мальчишку, который обзывал ее на детской площадке.
Задира сидел на диване и увлеченно ковырял в носке дырку. Рядом, среди разбросанных игрушек и фантиков от съеденных конфет, валялись и его роликовые коньки.
— Идем! Устроим ему пугострахофилактику. Он у нас надолго запомнит, как надо себя вести! — позвала Шурубуша и, нырнув под ковер, потянула за собой девочку.
Не успела Малинка опомниться, как очутилась в комнате рыжего мальчишки.
— Спрячься за шторой и не высовывайся. Жутко-страшить — очень ответственное дело, — с серьезным видом произнесла пугайка.
Пока девочка взбиралась на подоконник, Бабаевна бесшумно пробежала по комнате и притаилась за спиной у мальчика.
Подняв с пола конфетный фантик, она пошуршала им в одном углу потом пошубуршала в другом, но рыжий, как ни в чем не бывало, продолжал увлеченно ковырять носок.
— Ладно, сам напросился, — недовольно прошипела пугайка и, метнувшись ко входу, потушила свет.
Мальчишка испуганно вскочил, но, наступив на валявшуюся на полу машинку, поскользнулся и снова плюхнулся на диван.
— Кто здесь? — перепуганно вертя головой, вскрикнул он.
— Я — пожира-атель всех нерях и грязнуль! — не растерявшись, громко грубым голосом ответила Малинка, подняв вверх свои косички.
В свете уличного фонаря рыжий увидел чудовищную тень с загнутыми длинными рогами.
— Ра-азве мама и папа не учи-или тебя убира-ать в своей комнате? — грозно вопрошала девочка.
— Учили! — пролепетал мальчик и кинулся собирать с пола разбросанный мусор.
Уходя, Шурубуша еще раз пошуршала фантиком у него над самым ухом, но, сжалившись, все же включила в комнате свет.
— Из тебя получилась бы хорошая пугайка! — восхищенно сказала Шурубуша, когда они снова очутились в подглядальне. — Решай, к кому идем дальше?
Малинка заглянула под коврик с веселым рисунком и увидела двух дерущихся близнецов — тех самых, с площадки.
— Пожалуй, к ним, — сделала она свой выбор, забираясь под толстый, слегка пыльный шерстяной ковер.
Чихнув, Шурубуша юркнула за ней следом.
Проникнув в детскую, подруги спрятались под высокой двухэтажной кроватью и стали молча наблюдать за тем, как братья не могли поделить книгу. Никто не хотел уступать, и каждый тянул ее к себе. Красивая книжка со сказками готова была рассыпаться на отдельные листки, но вовремя подоспел папа.
Двумя звонкими затрещинами он спас страдалицу. Книжка вернулась на полку в шкафу, а близнецы оказались по разным углам.
— Жаль… Опоздали, — с досадой произнесла Шурубуша, глядя, как братья почесывают затылки. — Это же не наш метод, — недовольно сказала она. — А впрочем, сами виноваты. Идем, нам уже здесь делать нечего.

Пока подружки обсуждали, кого еще следует проучить, в подглядальню ввалился Ёкарный-Бабай в компании худого Кондрашки.
— А ну, малявки, брысь отсюда. Сейчас настоящие бабаи делом займутся, — проревел Ёкарный. — Кондратий, как тебе та белобрысая? По физиономии вижу, что вредина, — сказал он, заглянув под первый попавшийся коврик.
— Ага, давай ее закошмарим, — просипел Кондратий, потирая костлявые руки. — Сделаем из нее заику, вот смеху-то будет.
Подсадив друг друга, бабаи исчезли под красивым пушистым ковриком, явно из чьей-то девчачьей спальни.
Под ковром была комната Вики. Малинка сразу узнала девочку с ярким-розовым бантом. Маленькая модница мирно спала в своей кровати, даже во сне не расставаясь со старой маминой дамской сумочкой.
— Ты слышала? Они хотят ее закошмарить и сделать заикой! Мы не можем этого допустить! — взволнованно прошептала Малинка, отважно сжав кулачки.
— Да уж. От этой парочки чего угодно можно ожидать, — согласилась Шурубуша. — Из-за таких, как они, дети потом и собственной тени боятся.

В комнате Вики горел ночник. Охраняя сон внучки, рядом в кресле-качалке мирно дремала бабушка. Она не видела, как к ней сзади подкрался Кондрашка.
Ёкарный-Бабай нахально разбросал разложенных на подушке кукол и, выхватив из рук спящей девочки сумку, глупо загыгыкал.
— Все теперь будут дружить только со мной! — пискляво, кривляя девочку, произнес Ёкарный и жеманно пожал плечиком.
— А ну-ка оставьте их в покое, — приказала Малинка, выбираясь из-под пушистого ковра.
— А то чё? — заржал Ёкарный-Бабай, оскалив желтые нечищеные зубы. — Что ты нам сделаешь?
— Сейчас узнаешь, — ответила Малинка и негромко запела: — Спи, малыш, баюшки-баю. Песенку я тебе спою-ю.
— До утра все ложатся спать, — подхватила Шурубуша, — в теплую крова-ать.
— На-на-на, нана-нана на-а-а, — закончили они вместе.
Услышав колыбельную, Ёкарный-Бабай в панике бросился прочь из спальни, но не попал в дверь и с разбегу шмякнулся о стену. Кондратий же так и застыл на месте с протянутыми к бабуле руками. Спустя мгновенье и духа их в комнате не осталось.
— Здорово мы их заколыбелили, — удовлетворенно сказала довольная пугайка. — Ой! — вдруг спохватилась она. — Нам пора возвращаться, пока твоя мама не начала тебя искать.
Проводив Малинку в ее комнату, Шурубуша, прощаясь, сказала:
— Отлично погуляйкохотились.
— Да, — улыбнулась девочка, забираясь в постель. — После такой прогулки мне теперь точно нечего бояться.

* * *

На следующее утро Малинка с мамой уехали в клинику.
Весь день от волнения Шурубуша не могла найти себе места. Она искренне переживала за подружку и тайком следила за ней из подглядальни. Пугайка видела, как после операции доктор позвал Малинкину маму к себе в кабинет.
— Вы должны понять, — сказал врач, — случай довольно сложный. Мы сделали все, что могли… Но чудес не бывает.
Мама с пониманием кивнула и, прижав руки к лицу, чтобы не разрыдаться от отчаянья, вышла из кабинета.
Подслушанный разговор погрузил Шурубушу в полное уныние. Впервые в жизни ей не хотелось никого пугать. «Что же теперь будет с Малинкой? — думала Бабаевна, и ее маленькое сердечко сжималось от бесконечной жалости. — Ах, если бы я могла ей хоть чем-то помочь!»
Сама не заметив как, Шурубуша забрела на детскую площадку, туда, где познакомилась с девочкой. Уныло повесив свой некрасивый пухлый носик, она медленно покачивалась на качели.
— Вот ты где! — неожиданно прервал ее грустные мысли неизвестно откуда появившийся Хрип-Скрип. — А мы тебя везде обыскались! — сказал бабай, плюхнувшись на соседние качели. От его прикосновения по металлу побежала ржавчина.
— Передай папе, пусть не волнуется. Я скоро буду, — горько вздохнула Шурубуша.
Хрип-Скрип исчез так же внезапно, как и появился. А пугайка еще долго наполняла двор тихим жалобным скрипом, но кто бы ни выглядывал этой ночью в окно, видел только, как ветер раскачивает пустые качели.

Старый Бабай ждал Шурубушу в тронном зале.
— Знаешь, а ведь много веков назад мы помогали людям исцелять их недуги, — сказал он, обнимая расстроенную дочь. — Но с тех пор прошло много времени, — продолжил хранитель чердачно-пыльных и плесневело-подвальных тайн. — За тысячи лет люди придумали болезням разные названия, научились делать лекарства и больше в нас не нуждаются.
— Нуждаются! Еще как нуждаются! — вцепилась в руку отца Шурубуша. — Ты ведь знаешь, как помочь Малинке? — с надеждой в голосе спросила она.
– Да, — ответил Бабай Затринадцатый. — Ее может вылечить твоя любовь. Обними ее покрепче. Пусть она почувствует, что очень тебе нужна. А главное, пусть поверит в то, что все в ее жизни будет хорошо. Без этого волшебству не бывать. И если вы откроете друг другу свои сердца, появится Волшебная радуга, а болезнь уйдет навсегда.
На радостях чмокнув отца в щечку, Шурубуша поспешила в клинику. А грозный Бабай Затринадцатый еще долго счастливо улыбался от неожиданного проявления любви обычно не очень ласковой дочери.

Малинка была в палате одна. Она стояла у окна. Капли летнего дождя стекали по стеклу, но девочка их не видела.
— Шурубушечка, это ты? — спросила она, услышав шуршание за спиной. — Возьми меня за руку. Ты ведь знаешь, как я боюсь темноты, — тихо произнесла девочка. — А теперь я навсегда заперта в очень темной комнате. И в ней кроме меня больше никого нет...
Бабаевна любила темные комнаты, но оказаться в закрытой комнате, в которой никогда никого нет, она бы не хотела.
Запрыгнув на подоконник, пугайка взяла лапками личико малышки и заглянула в ее неподвижные глазки:
— Я помогу тебе! Слышишь? Главное — поверь: у тебя! все! будет! хорошо!
Прижавшись к Малинке всем своим тряпичным тельцем, Шурубуша без устали повторяла: «Все будет хорошо. Вот увидишь, все будет хорошо», — пока сама не разрыдалась на ее плече.
Девочке стало невыносимо жалко пугаечку. Она взяла подружку на руки и, чтобы как-то успокоить «утешительницу», собралась с силами и сказала:
— Ты права. Все будет хорошо. Я сильная и смелая. Ты что, забыла, я ведь могу пить газировку и есть зималедицу. Да я даже Ёкарного-Бабая могу заколыбелить. Вот увидишь, я со всем справлюсь. И у меня, конечно же, все будет хорошо, — твердо повторила девочка.
Дождь внезапно кончился, и выглянуло солнце. Яркий свет ворвался в больничную палату, а за окном пестрой аркой выгнулась разноцветная радуга.
— Какая она залюбовательная, Волшебная радуга! — восхитилась Шурубуша.
Девочка глянула в окно:
— Не может быть! — воскликнула малышка. — Мама, мамочка! Иди скорей сюда.
На крик дочери в палату вбежала мама.
— Что случилось, доченька? — с тревогой спросила она.
— Я снова вижу! — радостно сообщила девочка, бросаясь маме на шею.
Мама крепко обняла дочь и даже заплакала от счастья.
— Ах, какая сентиментюлька приключилась, — растроганно произнесла Шурубуша, скромно отойдя в сторонку.
Она незаметно выскользнула из палаты и пошла по длинному больничному коридору. Здесь было много детей. Они не бегали и не шумели, как обычная детвора, но с интересом провожали пугайку взглядом. «Они видят сердцем, — с восторгом подумала Шурубуша. — И теперь я всем им смогу помочь».
Мужчина в белом халате и такой же шапочке аккуратно переступил через Шурубушу, не переставая на ходу разглядывать какой-то снимок. «И он тоже меня видит!» — ликовала пугайка.

В углу на скамеечке плакала маленькая девочка.
— И кто это тут мокрость разводит, — строго спросила Шурубуша, подсаживаясь к малышке…

Что же касается Малинки, то ее дружба с пугайкой на этом не закончилась. И хотя у Малинки и у Шурубуши появилось много новых друзей, девочка всегда помнила о своей лучшей подруге.
Зная тайную страсть пугайки к шапочкам «от кутюр» Малинка частенько клала в подкроватье один из своих носочков. И если на утро он исчезал — она знала: в гости к ней заходила Шурубуша. Мама никогда не ругала дочку за утерянные вещи, ведь она тоже была посвящена в их маленькую тайну.

© Aс Гувес, 2018

Помочь сказкам Аса Гувеса ожить на иллюстрациях можно здесь

Оставить комментарий